105 лет назад были расстреляны четверо князей из Дома Романовых

Трагедии могло не произойти - за великих князей хлопотали влиятельные люди в России и за ее пределами. Незадолго до расстрела удалось вызволить из крепости пятого узника - больного туберкулезом князя императорской крови Гавриила Константиновича. Уже через несколько дней после его ареста, 19 августа 1918 года, врач Политического Красного Креста, наблюдавший за арестованными Петропавловской крепости, И.И. Манухин обратился с письмом к управляющему делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевичу с просьбой освободить князя, однако против высказался Ленин. За Гавриила Константиновича просил Горький в личном письме: "Дорогой Владимир Ильич! Сделайте маленькое и умное дело - распорядитесь, чтобы выпустили из тюрьмы бывшего великого князя Гавриила Константиновича Романова. Это - очень хороший человек, во-первых, и опасно больной, во-вторых. Зачем фабриковать мучеников? Это вреднейший род занятий, вообще, а для людей, желающих построить свободное государство, - в особенности. …Выпустите же Романова и будьте здоровы. А. Пешков".

Позже через Финляндию Гавриилу Константиновичу удалось вырваться из "объятой красным пламенем" Советской России.

Судьбой оставшихся в заточении озаботилась датская королева Александрина, племянница великих князей Николая и Георгия. Король Дании Кристиан Х просил датского посланника в Петрограде Харальда Скавениуса сделать все возможное для освобождения осужденных. Хотя после убийства Урицкого и покушения на Ленина сделать это становилось крайне трудно. 

6 сентября 1918 года был опубликован первый список заложников, которые подлежали расстрелу в случае, если будет убит кто-либо из советских работников, он начинался именами великих князей - узников крепости. После этого посланник Дании от своего имени обратился к советскому правительству с требованием предоставления гарантий осужденным Романовым.

При участии Харальда Скавениуса и датского посольства в Петрограде в тюрьму для осуждённых три раза в неделю доставлялись дополнительные продукты питания. Скавениус находился в переписке с Николаем Михайловичем, а также пересылал в Лондон письма Георгия Михайловича его жене, великой княгине Марии Георгиевне. Великий князь писал супруге: "Я твердо решил, что если мне суждено умереть, то смерть я хочу принять, глядя ей прямо в глаза, без всякой повязки на глазах, так как я хочу видеть оружие, которое будет направлено на меня. Я уверяю тебя, что если это должно случиться, и если на это есть воля Божья, то ничего в этом страшного нет".

Харальд Скавениус находился в контакте с арестованными великими князьями в течение осени 1918, посещал их в тюрьме вместе с женой Анной Софией и вынашивал план подкупа охранников тюрьмы. Для чего запросил из Копенгагена для организации побега 500 тысяч рублей. 11 декабря 1918 года датский посол в Лондоне сообщил ему, что датская королевская чета готова предоставить в его распоряжение эту сумму. Освобождение казалось совсем близким. Но разрыв дипломатических отношений между Данией и Советской Россией сорвал эти планы. В декабре 1918 года датский посланник в Петрограде Харальд Скавениус вынужден был покинуть Советскую Россию. Для великих князей, едва поверивших в свое спасение, это обернулось трагедией. 

По ходатайству Максима Горького и членов Академии наук вопрос о возможном освобождении Николая Михайловича был поставлен на повестку дня заседания Совнаркома 16 января 1919 года, но решен так и не был. Устная резолюция большевистских лидеров звучала определенно: "Революции не нужны историки".

В архиве Харальда Скавениуса, хранящемся в королевской библиотеке в Копенгагене, автору этих строк удалось обнаружить три письма великого князя Николая Михайловича из казематов Петропавловской крепости от 6 сентября 1918 года, 5 октября 1918 года и 13 октября 1918 года. Письма проливают свет на план побега великих князей из большевистской России, и о попытках этот план реализовать. Вот они, без сокращений.

06.IX.1918.

Господин министр

Осмеливаюсь подсказать Вам ещё кое-какие идеи по поводу нашего освобождения. Если бы только вмешательство в составе трех скандинавских королевств имело бы место, это было бы превосходно. Но, честно говоря, я не очень-то верю в подобные коллективные вылазки. Напротив, если бы Вы смогли действовать по собственному почину, то это изменило бы дело. В частности, если бы Вы сыграли на родственных связях, объединяющих меня и моего брата с Её Величеством Королевой. Я, естественно, говорю только о нас двоих. (До меня дошел слух, что княгиня Клейнмихель изо всех сил хлопочет за вел. кн. Павла и за Константинов. Это все их личное дело. Но Вы меня достаточно хорошо знаете и поэтому понимаете, что подобные действия у меня вызывают неприязнь). Но мне известно, что многие комиссары, такие как Луначарский, Дзержинский (этот московский Урицкий) и Бокий могли бы склониться освободить великих князей и выслать их из страны за границу. Говорят, что такой же точки зрения придерживается и безгрешный Ленин.

Почему бы сегодня не попробовать воспользоваться временной разрядкой, пришедшей на смену череде кровавых дней. Даже в вечерней "Красной газете" высказываются за менее жесткие меры.

Увы, я уже почти дожив до 60 лет, никак не могу избавиться от германофобских чувств, главным образом, после этого мрачного союза Кайзера с большевиками, который однажды плохо обернется для Германии.

Прошу извинить эти жалобы заключенного и заверяю Вас в моих самых искренних чувствах.

Николай

05.Х.1918.

Господин министр

События, происходящие на французском фронте, в Македонии и Палестине меня очень впечатляют и дают мне повод для опасений. Два француза, которых я видел в Вологде, один из них там живет, а другой находился проездом, предсказывали это на конец сентября и не ошиблись. Один из них был полковник Кайо, другой - очень неразговорчивый тип Дулект.

Взятие Камбре и Кантен, сдача Армантьера и Ланса; продвижение в Шампани и в Apгоннах, на Бетели и Вузье и, наконец, наступление американцев в Лотарингии со стороны Нанси доказывают, что на этот раз атака серьезная и решающая. Поражение Болгарии, это невероятное перемирие, нерешительная позиция Турции, все это может иметь большие последствия, не говоря уже о внутреннем кризисе, который имеет место в Германии.

Какие мрачные мысли, должно быть, сейчас у княгини Клейнмихель, у вашего шведскою коллеги и у некоторых испанцев, работающих в Петрограде!

Новости по поводу моего освобождения, дошедшие до меня, хорошие, и теперь мне надо готовиться к тому, что может быть я окажусь на свободе.

Не могли бы Вы мне сообщить через Г-д Брюммера или Бирюкова о днях отплытия шведских пароходов, чтобы я смог к ним приспособиться. После этого мне нужно будет запастись какими-нибудь документами и бумагами для переезда из Стокгольма в Мальмё как для меня самого, так и для моего слуги.

Чудесное письмо, которое я получил от Ее Величества Королевы, моей племянницы, наполнило меня радостью. Узнаю дочь моей сестры и внучку моего отца.

Иллюзии Ее Величества Императрицы-Матери по поводу судьбы ее августейшего сына меня расстраивают. Было бы просто чудом, если бы он остался целым и невредимым. Какая радость, что она наконец сможет соединиться со своими датскими родственниками.

Мой бедный брат Георгий страшно нервничает и худеет прямо на глазах, это последствие пребывания в тюрьме и тех несправедливостей, которые обрушились на его семью. Если я не добьюсь его освобождения одновременно с моим, то нужно будет, чтобы действовали с Вами совместно, я буду иметь честь сказать Вам это лично.

Заверяю Вас и Мадам в моей искренности, сердечности и признательности.

Николай

13.Х.1918.

Петропавловская крепость.

Господин министр

Я хочу, чтобы Вы были и курсе всей подноготной переговоров по поводу моею освобождения. Мой верховный управляющий Молодовский, которого вы знаете, был принят 20 IX самым любезным образом гетманом Скоропадским. Он тут же напрямую связался с Берлином и поручил г-ну Палтоффу телеграфировать по этому поводу Иоффе. И вот, прошел уже почти месяц - никакого результата и никакого удовлетворительного ответа. В том, что касается гетмана, он попросил господина Молодовского передать мне, что он предоставляет мне свободу выбора места на Украине, где бы я хотел проживать. Все власти Киева были необычайно любезны с Молодовским.

Я попросил Брюммера или Бирюкова поведать Вам о содержании этого интересного письма, но я побоялся, что они не смогут с Вами встретиться по причине вашей занятости. Поэтому я решил Вас сам ввести в курс дела. Оно заслуживает пристального внимания, потому что я думаю, что не ошибаюсь по поводу настоящих намерений немцев. Вы сами прекрасно знаете, что все наши теперешние правители находятся на содержании у Германии, и самые известные из них, такие как Ленин, Троцкий, Зиновьев воспользовались очень круглыми суммами. Поэтому одного жеста из Берлина было бы достаточно, чтобы нас освободили. Но такого жеста не делают и не сделают, и вот по какой причине! В Германии полагают, что мы можем рассказать нашим находящимся там многочисленным родственникам о тех интригах, которые немцы в течение некоторого времени ведут здесь с большевиками. Поэтому в Берлине предпочитают, чтобы мы оставались в заточении и никому ничего не смогли поведать. Они забывают, что все это вопрос времени и что рано или поздно правда будет установлена, несмотря на все их уловки и хитрости. Если Вы хотите посвятить в содержание этого письма С.М., Вашего Короля, я не буду иметь ничего против.

Заверяю Вас в моих самых сердечных чувствах.

Николай.

Справка

Великий князь Николай Михайлович (1859-1919), внук Николая I, генерал-адъютант. С 1892 года великий князь занимал пост председателя Русского географического, а с 1910 года - Русского исторического общества. В 1910 года получил степень доктора философии Берлинского университета, а в 1915 году доктора русской истории Московского университета. Автор исторических трудов "Император Александр I. Опыт исторического исследования", "Граф П.А. Строганов (1774-1817)", "Князья Долгорукие, сподвижники императора", "Император Александр I в первые годы его царствования" и "Русские портреты XVIII и XIX столетий". Николай Михайлович придерживался либеральных взглядов, выступал за реформы и конституционную монархию, состоял в переписке с Л.Н. Толстым.

Великий князь Георгий Михайлович (1863-1919), генерал-адъютант, генерал-лейтенант, состоял при Ставке Главнокомандующего. Увлекался нумизматикой, был автором известного издания "Русские монеты XVIII и XIX вв." и инициатором издания пятнадцатитомного труда по истории денежного обращения России "Корпус русских монет XVIII-XIX вв.". С 1895 года он возглавлял Музей императора Александра III, позже известный под названием Русского музея.

Великий князь Дмитрий Константинович (1860-1919), двоюродный брат Александра III, главноуправляющий Государственного коннозаводства. Дмитрий Константинович не раз заявлял о том, что все великие князья из рода Романовых должны сами отказаться от тех высоких постов, которые они занимали по традиции. Как и его брат, великий князь Константин Константинович (1858-1915, президент Академии наук, поэт и драматург), Дмитрий Константинович стоял в стороне от остальных членов царской семьи.

Великий князь Павел Александрович (1860-1919), пятый сын императора Александра II, генерал от кавалерии, командовал лейб-гвардии Конным полком (1890-1896) и Гвардейским корпусом (1898-1902), был почетным председателем Русского общества охраны народного здравия. Незадолго до ареста, 9 августа 1918 года, датский посланник Харальд Скавениус предложил ему план организованного побега из России. Великий князь наотрез отказался, заявив, что он скорее умрет, нежели наденет на себя австро-венгерский мундир.

Автор: Юлия Кудрина (историк). Российская газета.

Изображение из открытых источников.